1

Я приехала в Москву два с половиной года назад — в апреле 2011-го. Два месяца я прожила у своей чудесной мачехи, а потом нашла квартиру. Я живу у метро «Спортивная», в красивом районе центрального административного округа.

Неподалеку от моего дома расположен Новодевичий монастырь — одна из достопримечательностей города. Здесь разбит сквер, а в сквере есть пруд с аккуратным мостиком. Я часто прихожу сюда. Летом у воды располагаются рыбаки с удочками, а на скамейках сидят парочки и местные пенсионеры. На пруду много уток. Монастырские вековые стены мало того, что сами по себе великолепны, так еще и ночью красиво подсвечиваются.

Летом я прохожу сквер наискосок — и попадаю на Луженецкую набережную, вдоль которой тянется спортивная дорожка. Начиная с ранней весны и до поздней осени москвичи катаются тут на роликах, скейтах и велосипедах. Весной обильно цветут деревья. Я бегу, вдыхая их запах, глядя на Москва-реку, — и это потрясающее чувство. Бегаю я, по возможности, дважды в неделю.

Иногда я хожу в Парк Горького со всеми его прелестями досуга: кружками по танцам и занятиями йогой на свежем воздухе, аккуратными клумбами, ресторанами, прокатом велосипедов, летними концертами. Ночью, когда нет людей, — здесь вообще божественно. К Парку Горького мне пешком минут двадцать.

Двухкомнатная квартира, которую я арендовала пополам с Викой, а теперь — с Аней, — находится в доме, где весь подъезд уставлен цветами, соседи мирные, а сама квартира светлая, с высокими потолками, современной сантехникой и вполне приличной мебелью.

2

Изначально я хотела снять квартиру в пределах Садового кольца, чтобы, как в Киеве, везде ходить пешком или брать такси. Но это оказалось незачем. Мне очень не нравится такси в Москве. Я обычно ловлю — и попадаю в грязную гастарбайтерскую машину, где мне приходится всю дорогу показывать, куда ехать. Пару раз я вызывала машину — показывать дорогу не приходилось, но стоило это в два раза дороже.

Я езжу на метро. Станция «Спортивная» находится в четырех минутах ходьбы от моего дома. Московский метрополитен мне нравится тем, что станций очень много, поэтому удобно ехать в любой район, можно еще и выбрать разные варианты пути. Еще тем, что поезда приходят очень быстро, их не нужно долго ждать. Поначалу я путала станции, но уже выучила. А вот к шуму за все это время так и не привыкла — я езжу только в наушниках (выключенных, музыку все равно не слышно).

3

Первые полгода я жила в Москве, а работала в Киеве. Это был редкий случай — выгоднее делать наоборот. Я все еще была заместителем главного редактора журнала «Dопинг», и два раза приезжала на сдачи номера. Потом я устроилась работать выпускающим редактором «Афиша.мэйл.ру». Это была моя худшая работа в жизни №2. А журнал «Dопинг», для сравнения, — лучшая №1. В «Мэйл.ру» мы очень плотно сидели на 19-м этаже «Виктори Плаза» с роскошным видом на Ленинградский проспект. Этот вид был единственным достоинством моей работы. В остальном я занималась какими-то очень нетворческими заданиями, например, заливала фотогалереи на сайт или переписывала новости. После работы я приходила домой и со злости качала пресс.

Весной 2012 года приятельница из BBDO предложила мне писать красивые посты для страницы Visa Premium в Фейсбуке. Я нашла такое занятие очень интересным, ушла из «Мэйл.ру», и с этим фрилансом прекрасно провела дома лето. Чуть больше года назад я вышла на работу в агентство «Люди говорят», где теперь пишу красивые посты для Freywille, Swatch, Tissot, Reima, KYB и Связного банка. Список клиентов иногда меняется. Год я провела в нашем симпатичном офисе на Красном Октябре, с октября меня отпустили на удаленную работу, что и вовсе — счастье.

4

Моей большой московской мечтой был журнал «Большой город». Вскоре после приезда я связалась с редакцией, предложила темы и сделала первый материал. Большинство заданий от «Большого города» были интересными — я написала достаточно много всего. Прошлым летом меня пригласили на собеседование — в штате была вакансия младшего редактора. Но на работу в итоге не взяли. Тогда я расстроилась. Теперь понимаю, что мне все равно бы прискучило, потому что сейчас журналистику я почти забросила.

Я проработала в СМИ восемь лет. Я написала целую кучу статей, сделала интервью со всеми, с кем хотела, прошла путь от литературного редактора до главного, а также была ресторанным критиком и светским хроникером, создала свой онлайн-журнал, работала в газетах и журналах, в деловой прессе и развлекательной, штатно и внештатно. Когда я начинала, журналистика была для меня сложным и увлекательным занятием. Теперь это такое же сидение перед компьютером, как и все остальное. Интервью делать скучно (у всех артистов есть фейсбук или твиттер — они сами сообщают свои новости), репортаж можно написать не с места события — а по итогам онлайн-трансляции, для комментариев есть скайп.

В журналистике совмещались моя профессия и мои мечты, а теперь я их разграничила. Мне нравится писать контент, нравится профессия копирайтера в целом — это интересно и ново для меня, за это неплохо платят. Мечтаю я теперь — написать вторую книжку и поступить в аспирантуру.

5

В Москве я чуть лучше обеспечена. Хотя зарплата у меня, как и в Киеве, — средняя. Теперь я чаще путешествую и покупаю себе всякие нужные вещи вроде ноутбука. Вообще деньги здесь зарабатываются легко. Всегда есть работа, часто ее слишком много. В эту ловушку регулярно попадают жители Москвы.

Происходит вот что: только ты в пятницу вечером легкой походкой вышла с работы, как вдруг — звонок! Заказ! И неплохой. На чашах весов — безмятежный двухдневный отдых и, к примеру, 10 тысяч рублей. Не так уж много, но ведь и работать надо всего 10 часов. Если бы мне каждый раз платили по 1 тысяче рублей в час, то я бы зарабатывала больше 160 тысяч. А я зарабатываю меньше. Надо браться! В итоге оба выходных заняты. В следующую пятницу — опять звонок! И куда деваться?

Однажды я четыре месяца работала каждый день по 10-12 часов. У меня была основная работа в будни, дополнительная по воскресеньям и фрилансы по вечерам и субботам. Я зарабатывала очень хорошо, но в итоге поняла, что так жить нельзя, и отказалась от всего лишнего. А многие не могут отказаться. Квартира, машина, дети, кредиты.

6

Я написала о том, как комфортно и благополучно я живу в Москве. Две основные московские проблемы — изнуряющая работа и изнуряющие расстояния — были мною легко обойдены. С этой точки зрения, мне здесь так же отлично, как было в Киеве. Теперь о моих неудачах.

Я недавно приезжала в Киев погостить. В любой день кто-либо из моих друзей мог со мной пообедать или поужинать. Ежедневно я сталкивалась на улице с каким-нибудь знакомым.

В Киеве, если два человека случайно встречаются на улице, они обычно останавливаются на минутку. Спрашивают: «Ты тут какими судьбами?». Или что-то в таком духе. Встретившись, оба приятеля могут прикинуть, что дела они уже все переделали, время есть — отчего бы не заглянуть в ближайший бар на бокальчик пива и не поболтать, раз уж встретились?

В Москве каждый раз со мной происходит такая история. Я иду по городу и вижу на горизонте своего знакомого (я уже много знаю людей, и это происходит часто). Мой знакомый тоже видит меня и широко улыбается. Поравнявшись с ним, я останавливаюсь. А он здоровается и проходит мимо. Мой знакомый — которому всегда нравятся мои фотографии в фейсбуке, который так хвалил мои тексты на вечеринке общих друзей и так счастлив меня видеть (судя по улыбке) — не хочет задержаться ни на минутку. Встречая людей днем на оживленной улице я думала, что они просто спешат. Но когда я встретила такого человека вечером в парке, то сильно удивилась. Если человек гуляет в парке, значит, он не занят. Почему же тогда он не остановится, чтобы спросить, как у меня дела, и какими я тут судьбами? В общем, это тот момент, когда я чувствую себя обиженно и провинциально.

Первые два года в Москве я постоянно и целенаправленно знакомилась с людьми. Я думала, что мне здесь одиноко, потому что я мало кого знаю. Последние полгода я устала, и сижу дома. Хотя очень люблю тусоваться, встречать знакомых, ходить в кафе и на вечеринки.

Знакомилась я по-разному. Для начала я попросила друзей в Киеве дать контакты их друзей в Москве. Это был самый лучший способ. Именно таким образом я приобрела своих очень хороших друзей Ольгу и Артура. Женя, подруга моего бывшего приятеля Антона, познакомила меня с целой огромной компанией. Еще я ходила в «Маяк», «Жан-Жак» и «Джон-Донн», где выпивала с журналистами. От этого, наоборот, было мало толку. Все просто пили и сплетничали, и не обращали на меня внимания. Многие из близких мне людей в Киеве — бывшие коллеги. В Москве у меня с этим тоже не задалось. Лучший результат — приятельские отношения, но не дружеские. Также у меня есть много знакомых по хобби — в Москве я уже два года являюсь волонтером благотворительной организации «Старость в радость». Мы ездим в дома престарелых и поддерживаем стариков. Волонтеры из этой организации — сердечные и интеллигентные люди. Я всегда получаю удовольствие не только от сделанных добрых дел, но и от общения с этой компанией. Но мы, опять же, не сближаемся.

Самым родным человеком в Москве стала для меня Вика, с которой я два года арендовала квартиру. Мы очень сошлись, и у меня образовалась теплая компания Викиных друзей. Компания даже частично осталась, а вот моя дорогая Вика вышла замуж и уехала в Америку.

В общем, сколько я ни старалась сделать свой круг общения таким же обширным и разносторонним, как раньше, ничего из этого не вышло. В Киеве я знала весь город, который и сам по себе весь друг друга знает. В Москве люди крайне закрытые. Даже если хорошие. В тусовках здесь ценится, если ты преподносишь себя в самом выгодном свете. Всю свою жизнь я стараюсь научиться вести себя проще, а тут надо наоборот.

7

Теперь о московских мужчинах. Я возлагала на них надежды. Три раза я влюбилась, но это не было взаимно. Пару раз в меня влюблялись, но это не было взаимно уже с моей стороны. Уже около года я встречаюсь с парнем не из Москвы, а о московских мужчинах хочу сообщить, что они есть. Соотношение полов примерно равное. Это я сейчас хочу опровергнуть популярное мнение о том, что мужиков в Москве нет. Есть-есть, отчего же. И неплохие. Часто — умные и успешные. Но в отношениях — довольно ленивые и очень, что ли, осторожные. Нет удали, поступков, признаний. А может, это лично мне не повезло.

8

Еще я попробую опровергнуть другое популярное мнение. О том, что пора валить. Мой переезд из Украины в Россию был не эмиграцией, а репатриацией. Лично мне, несмотря на отсутствие обширного круга общения, живется хорошо. Я чувствую, что в России — в Москве или в другом большом городе — у меня гораздо больше возможностей, чем было в славном добром Киеве, и чем могло бы быть в любом городе за границей. Возможностей быть востребованной и счастливой, я имею ввиду. Русскому человеку всегда лучше на родине — мое мнение. Здесь разговаривают на моем любимом русском языке. Здесь много исторических и культурных ценностей — для меня всегда будет важно иметь возможность сходить в кино, в театр или на выставку, и чтобы все везде было по-русски. Здесь живут мои родственники.

Да, мои родственники живут по всей России — от Калининградской области до Благовещенска! Отец, бабушка с дедушкой, еще одна бабушка, дядья и тети, двоюродные сестры и братья (девять человек!), родной брат с молодой женой, а скоро у меня появится еще и племянник! Папе в Тулу и бабушке в Новосибирск я названиваю по несколько раз в неделю. И приезжаю часто. Какое счастье — выйти из дому и через четыре часа оказаться в папиных объятьях.

Тусоваться я начал лет в пятнадцать. Тогда на Стреле – это памятник у ВДНХ, – на каждый день рождения участников группы The Beatles и на день смерти Леннона собирались битломаны. Играли на гитаре, пели песни The Beatles. Мне стало интересно. Потом я узнал, что существуют хиппи, они тусуются на Арбате и на Гоголевском бульваре. Солнечные люди с длинными волосами и в клешах, расшитых цветами. Я перешел в эту тусовку.

У хиппи была прекрасная идеология, и многие ее придерживались. Любовь, ненасилие, помощь ближнему. Потому, собственно, институт хиппи и выживал, что люди помогали друг другу. Была система вписок – можно было приехать в незнакомый город на другом конце страны, прийти на тусовку, сказать: «О, пиплы, мы из Москвы, можно у вас вписаться?». И остаться жить на неделю.

С годами я, конечно, понял, что хиппи – это толпа бездельников, которые порою свою беспомощность в мире оправдывают высокими идеалами. Но я это совершенно не осуждаю, потому что лучше быть бесполезным и безобидным хиппи, чем таким же бесполезным, но агрессивным гопником.

Я много путешествовал по стране. Ездил в Крым, жил на Мангупе. Там до сих пор остались какие-то полу-хиппи, я туда периодически и сейчас приезжаю. Сяду в пещере, чайку заварю, открою бутылку какого-нибудь виски из duty-free – по-буржуйски так… Потом иду гулять – наливаю всем встречным. А тогда мы все пили спирт Royal, у которого был жутко химический вкус. Все понимали, что это технический спирт, но была легенда, что есть хороший и плохой «Рояль». Когда кто-то приносил бутылку, мы его поджигали и нюхали. Но заранее знали, что мы его все равно выпьем, даже если потом умрем или ослепнем. Иногда мы настаивали «Рояль» на шиповнике или на кизиле. Ну как – «настаивали» – так, минут двадцать держали, потом фильтровали через марлечку и пили. Водка тоже была паленая. Поэтому чаще на Мангупе мы пили конопляное молоко и курили легкую траву.

Обычно в пятницу вечером на Мангуп приходили туристы с едой и алкоголем. Мы начинали ходить кругами у стоянки, и всячески их заинтересовывать. Сначала приходил разведчик – здоровался, спрашивал, как устроились, не надо ли чего подсказать. Туристы сначала настороженно воспринимали всяких людей с длинными патлами и с самокрутками из газеты в зубах, но постепенно, когда выпивали пару рюмочек, спрашивали, что здесь происходит. И тут гонец говорил, мол, сейчас, еще ребята подойдут – и вместе будет веселей! И вся наша банда – человек десять – окружала этих несчастных людей. Но мы были очень пристойными, рассказывали им страшные истории, которые придумывали прямо на ходу, какие-то байки, легенды. Тем самым мы зарабатывали алкоголь и еду – когда туристы уходили, оставляли нам все, что у них было лишнего – крупу, картошку. Водки, конечно, не оставалось.

В Рыбачке в Крыму мы пили вино. Я тогда дико сорвал желудок. Там продавали дешевый домашний портвейн трехлитровыми банками. Скорее всего, всего это была водка с вареньем и каким-то дерьмовым суслом. Пили мы этот портвейн как воду. В какой-то момент я думал, что умру, так плохо мне было от этого вина. Желудок крутило месяц. И с тех пор вино я не пью вообще, не могу физически. Я с годами пришел, как все, наверное, взрослые мужики, к виски и водке, даже коньяк перестал употреблять. Недавно подарили бутылку армянского коньяка многолетнего, я на нее посмотрел, вздохнул и передарил.

Однажды в те годы я приехал в Винницу к друзьям. Моя подруга Наташа предложила остаться у них. Говорит – идем учиться. Получим стипендию и сбежим, поедем в Крым или еще куда-нибудь. Стипендия была тогда 40 гривен (или купонов), этого хватало, чтобы доехать с комфортом даже на поезде до Крыма. Мы подошли к училищу, прочитали список профессий: швея-мотористка, закройщик, дизайнер одежды и фотограф. Я предложил идти на фотографа – и мы пошли подавать документы. Нас было семь человек – винницких приняли без проблем, а я – москвич, мне пришлось даже относить директору училища взятку. Друзья в Виннице подогнали мне пачку зеленого чая – другого не было, а зеленый тогда никто не пил, и он был в ассортименте, – и бутылку алкогольного напитка «Слынчев бряг». Это было болгарское пойло, которое называлось бренди: чудовищное – сейчас бы я не смог бы, наверное, такое выпить. Но это был единственный импортный более-менее доступный напиток. Тогда же вообще с алкоголем было достаточно плохо. Я пришел к директору училища с этой трогательной взяткой, объяснил, что я собираюсь жениться на Наташе, – она тоже пришла, подложив под одежду небольшую подушку. Мы не объявляли ее беременной, но он косился и видно что-то сообразил (мы потом сказали, мол, вам показалось, Наташа просто поправилась). Он сказал, что придумает что-нибудь. Потом спросил: «Ты у Наташи будешь жить?». Я объяснил, что не могу – у нее же строгие родители, так что я бы пожил где-нибудь в общежитии. Он говорит: «Ну, ты хам вообще». Но устроил меня в общежитие – и я так прекрасно там обосновался, что решил остаться. Через месяц мы получили стипендию. Трое моих друзей взяли стипендию и уехали, а четверо вместе со мной остались и окончили училище. Я – с красным дипломом. И все до сих пор работают фотографами.

В 2010-м вышла моя книжка «Уходили из дома» – это дневник хиппи, я вел его в 90-х. Однажды я перенес все записанное из нескольких советских тетрадок на электронный носитель. Хотел выложить в ЖЖ, но мой друг Дмитрий Сосновских предложил издать книжку – его жена тогда работала литературным агентом. Книжкой заинтересовалось издательство АСТ – она вышла тиражом 3000 экземпляров, и спустя два месяца ее уже не было в магазинах. У меня остался небольшой запас – я взял, чтобы раздавать людям, которые там упоминаются. Многих уже невозможно найти. Но вот я в Севастополе отдал книжку нескольким героям – они очень радовались.

Пил я тогда совершенно разгульно, порой бездумно и безрассудно – какие-то фантастические вещи творились. Мы с друзьями устраивали загулы по барам – нужно было пройти максимально большое количество баров за вечер, выпивая там по 50 г: от самых элитных – до дешевых рюмочных. Мой друг Игорь Родин рассказывал, что как-то пришел в «ПироОГИ» на Никитской и видит: стоит Авраменко – в одной руке пивная кружка, которой он целится в бармена, в другой – сто долларов. Родин перехватил кружку, узнал, в чем дело. Оказывается, я спросил у бармена, сколько стоит пульнуть в него кружкой. Он ответил, что сто долларов – я вытащил деньги. Но я этого не помню.

Однажды мы встретились в центре и решили, мол, давайте сегодня попадем в милицию. Начали бухать. Чего мы только не делали – пили в метро специально, вели себя вызывающе, прошли пол-Москвы. Мы не хулиганили, просто пили в общественном месте, и знали, что нас за это заберут. Мы вышли на Красную площадь, спели там, сплясали – но нас не забирали. Мы подошли к Мавзолею и сели около него – нас не забирали. Мы легли возле Мавзолея! Мы долго лежали с бутылкой водки – замерзли даже – но нас не забирали. Встали и думаем: «Да что ж такое?!». Мы вышли к гостинице «Россия», снова выпили, спели – и тут у нас кончились силы. Мы пошли домой. На прощанье остановились на углу Китай-города и купили в магазинчике еще один «мерзавчик», поставили его на парапет, открыли. И тут милиционер: «Та-а-ак, молодые люди, распиваем в общественном месте». Но самое обидное было в том, что запал уже пропал, нам уже хотелось домой, мы устали. Пришлось дать ему сто рублей, чтобы ушел.

И вот таких алко-загулов было семь на неделю. Они продолжались с 95-го по 2001-й, пока я не познакомился с самой прекрасной женщиной на свете, своей женой, с которой мы и по сей день живем. Сейчас у меня все чинно, спокойно. Я чаще выпиваю дома. Мне хочется строить быт, семью, работать, а на безрассудства не остается времени и желания. Я даже пью теперь из маленьких 14-граммовых рюмочек – несколько лет назад сложилась традиция. И друзей переучил: когда компания из обычных 50-граммовых пьет – все через полчаса превращаются в мясных таких людей, а так – по чуть-чуть смакуешь, закусываешь – хорошо, все довольные.

Напиваюсь я очень редко, это осталось в прошлом. Поэтому я не понимаю эту тему пятниц. Пятницу придумали какие-то офисные клерки, которые почему-то вошли в нашу жизнь. В пятницу утром открываешь фейсбук: у всех – Пятница! – и картинка с каким-нибудь пьяным котиком. Люди нажираются в пятницу до усрачки, приходят домой с женскими трусами в кармане – и потом новая серия постов: «Ох, как вчера! Ого, вот была пятница!». А потом – в понедельник: «Скорей бы пятница». Я в ужасе читаю в фейсбуке у своих друзей, которым можно жрать с понедельника по воскресенье: напишут заметку в четверг задней ногой – и им слова никто не скажет. У меня вон в любой день – пятница. Я могу хоть каждый день выпивать – и ничего, главное – по чуть-чуть.

На работе тоже – я могу хлопнуть немножко вискарика, если прихожу на тусовку, где никого не знаю, но если тусовка своя – пить необязательно. Моя тусовка – это киношники, самые приятные из публичных людей. Я вот с Мерзликиным выпивал – он прекрасный, – с Лунгиным в Севастополе: он фантастический человек, становится таким говорливым, когда выпьет. На «Кинотавре» в этом смысле славно, потому что вечером все оказываются за одним столом.

На кинофестивале «Лики любви» в Сочи была история. Я сидел на пляже, бухал, познакомился с переводчиком Катрин Денёв, которая приехала на фестиваль. Он напился и рассказывал кучу интересных вещей. Например, сказал: «Входит она в номер и говорит: «Да здесь не стал бы жить даже негр!», – и так скривилась». Утром я просыпаюсь с похмелья. А мне надо было не только фотографии сделать, но и заметку написать – «МК» тогда не прислал корреспондента. Заметка получилась достаточно недобрая. В ней досталось гостинице «Жемчужина», в которой жила Денёв, и авиакомпании, которая нас везла, потому что чай нам принесли, когда самолет уже садился, и все оказались в кипятке, и организаторам фестиваля. В том числе, я написал эту цитату про негра. В газете на следующий день ее поместили на первую полосу – на самое видное место. Прибегает ко мне в номер девочка из пресс-службы фестиваля и говорит «Все, тебе пиздец! Тебя ищет организатор фестиваля Рудинштейн, хозяин гостиницы «Жемчужина» и хозяин авиакомпании. Мы тебя сейчас выселим в другой номер, ты пару дней не высовывайся, пока все поутихнет». Я до вечера посидел, вышел – мне сказали, что Катрин Денёв улетела – ей перевели статью. На следующее утро меня взяли под руки владельцы гостиницы «Жемчужина», но не повезли в лес, как можно было предположить, а отвели в номер Катрин Денёв с криками: «Какой негр, там фонтан в номере!». Мы приходим, а в нем как раз горничная копошится. Они спрашивают: «А где фонтан?». Горничная говорит: «А фонтан не в этом номере, а в президентском». То есть они ее поселили не туда. А номер – и вправду говно, какое-то пятно на ковре, и фонтана нет. Они сами посмотрели и поняли, что она действительно могла так сказать. Поэтому меня убивать никто не стал.

Есть выражение: «Бывших хиппи не бывает». Не знаю, мне кажется, я остался таким же, как был, только поумнел, конечно. В Севастополе я встретил людей, которых не видел двадцать лет. Они сначала отнеслись ко мне несколько настороженно – подумали, что за это время я стал пафосным фотографом, – а потом расслабились, потому что это не так. Но, наверное, я все-таки изменился. А у людей, которые там были, остались те же телеги, что и двадцать лет назад, то же мировоззрение. Если я, уехав из Москвы, посмотрел на бывший Союз, увидел кучу народу, что-то из этого почерпнул, впитал, и вернулся обратно с новыми знаниями, то они как сидели в своем Севастополе – так и сидят, и у них вообще ничего не происходит. Вплоть до того, что у них кошки называются теми же именами, что и двадцать лет назад. Один человек на меня даже обиделся: он мне начал прогонять какую-то телегу, а я ее дословно помню. Я пришел в ужас! Те люди, с которыми я общаюсь в Москве, изменились. Москва, наверное, заставляет измениться – не ломает, а подталкивает к самообразованию, самосовершенствованию. Хотя если человек не хочет – он может всю жизнь сидеть на Гоголевском бульваре и попрошайничать на портвейн.